«Кажется, я представляю собой пережиток». Молодой художник считает, что работает вполне традиционно
29.09.2015
Два слова, 12 марта 2008, Автор: Любовь Карпова
http://www.dvaslova.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=3418&Itemid=51
К своему 30-летию художник Николай Зайков отнесся спокойно, возможно, потому, что всегда был «самым молодым» — студентом Новосибирской архитектурно-художественной академии, преподавателем в Институте архитектуры и дизайна, потом членом Союза художников, а с недавних пор и его правления. Отметив юбилей выставкой «Открытый Петербург» (совместной с Юлией Кикоть), он ответил на вопросы «ДС».
Искусствоведов изумляет игра объемов, необычные ракурсы и цветовые сочетания в работах Николая Зайкова.
– Николай, в институте вы преподаете рисунок. А ведь существует мнение, что увлечь этим студентов почти невозможно…
– Я просто пытаюсь им объяснить, что рисовать несложно, но нужно отдаваться этому целиком, не пытаясь одновременно слушать плеер. Стараюсь говорить то, что твердо знаю сам, и, возможно, студентов убеждает эта уверенность в моих словах.
С другой стороны, мы не художников готовим, а дизайнеров и архитекторов, и как бы я их ни учил, есть объективные причины, которые не позволяют им полностью сосредоточиться на рисовании. Жалко, иногда попадаются очень способные ребята, которые уходят не в искусство, а в профессию.
Исчезающие выпускники
– Сейчас везде существует одна и та же проблема: в стране есть много вузов, которые готовят художников, но выпускники просто исчезают. И почти нет инициативы – я буквально заставляю своих студентов участвовать в конкурсах, говорю: «это бесплатно, даже предусмотрены премии, а если попадете в финал, сможете поехать в Москву»…
– Это связано только с необходимостью зарабатывать деньги?
– Возможно, дело и в самом образовании. Например, барнаульское художественное сообщество десятилетиями формируется за счет Новоалтайского художественного училища, где преподают азы живописи, композиции, но дают мало теоретического материала, той же истории искусств. Когда я только приехал в Барнаул, у меня было ощущение, что для местных профессионалов все закончилось на Репине, и когда я сам начал выставляться, все говорили: «это вообще какой-то авангардист». Хотя я очень традиционно настроенный художник. Просто нужно выходить за академические рамки.
– Возможно, «авангардное» впечатление возникает благодаря вашим необычным техническим приемам.
– Мне интересно совместить несовместимое. Знаете, в прошлом году ездил на неделю в Италию (это была премия за победу в Третьяковском конкурсе), порисовать не успел, но поснимал. Думал: «надо, наверно, какую-нибудь живопись сделать, попробовать отдать в салон, может, купят – все-таки Италия». Но интерес пропал, холст так и стоит в углу. Мне необходимо в каждой работе решать какую-то новую задачу, а не штамповать одинаковые пейзажи.
Пространственный интерес
– В последние годы Петербург стал такой Меккой для художников и кинематографистов…
– У меня была прекрасная студенческая практика в Санкт-Петербурге, мы три недели ходили по музеям. Я тогда ничего не рисовал, только ходил пешком и смотрел на все широко открытыми глазами. Хотелось буквально потрогать Петропавловскую крепость, убедиться, что она существует.
А уже в следующем году сделал там серию рисунков тушью. Когда начал преподавать в Барнауле и увидел, что такой системы выездных практик нет, я предложил возить студентов в Питер и уже в 2002 году поехал как руководитель. Для меня это счастливая возможность самому работать. К тому же если ты сам тут же что-то делаешь и показываешь свои работы, это полезно студентам. Обычно мы садимся рисовать утром и заканчиваем, когда стемнеет. Кстати, такого подхода к натурному рисованию почти не осталось, кажется, я представляю собой какой-то пережиток.
– Пленэр в городе имеет свои особенности…
– На наших глазах постоянно происходят какие-то истории, Питер вообще сумасшедший город. Какие-то семейные драмы с погонями друг за другом. Однажды я сидел в тихом Академическом переулке, вдруг приехал микроавтобус, и из него вывалилась съемочная группа английской телекомпании с осветительными приборами и пушистыми микрофонами. Начали снимать что-то про Мусоргского или про Чайковского, потом заметили меня и долго не могли понять, чем я рисую. Когда сообразили, что карандашом, минут 15 снимали, как я работаю, просили пошуршать специально, чтобы карандашный звук был.
– Не было соблазна зарисовать эти сюжеты?
– Нет, всякая литературность в искусстве меня не привлекает. Мне интересны чисто пространственные ощущения, город без человека.
Вопрос ребром
С какой целью вы пошли в правление Союза художников Алтая?
– Меня выдвинуло собрание, и отказываться было неудобно. С другой стороны, было интересно посмотреть, как функционирует эта организация изнутри. У меня там «молодежная» нагрузка – традиционные выставки молодых художников, информационная работа. Примерно половина рабочего дня каждую неделю. И сейчас я не чувствую готовности посвятить себя такой организационной работе полностью, – я художник, и мне постоянно надо рисовать.
К списку
http://www.dvaslova.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=3418&Itemid=51
К своему 30-летию художник Николай Зайков отнесся спокойно, возможно, потому, что всегда был «самым молодым» — студентом Новосибирской архитектурно-художественной академии, преподавателем в Институте архитектуры и дизайна, потом членом Союза художников, а с недавних пор и его правления. Отметив юбилей выставкой «Открытый Петербург» (совместной с Юлией Кикоть), он ответил на вопросы «ДС».
Искусствоведов изумляет игра объемов, необычные ракурсы и цветовые сочетания в работах Николая Зайкова.
– Николай, в институте вы преподаете рисунок. А ведь существует мнение, что увлечь этим студентов почти невозможно…
– Я просто пытаюсь им объяснить, что рисовать несложно, но нужно отдаваться этому целиком, не пытаясь одновременно слушать плеер. Стараюсь говорить то, что твердо знаю сам, и, возможно, студентов убеждает эта уверенность в моих словах.
С другой стороны, мы не художников готовим, а дизайнеров и архитекторов, и как бы я их ни учил, есть объективные причины, которые не позволяют им полностью сосредоточиться на рисовании. Жалко, иногда попадаются очень способные ребята, которые уходят не в искусство, а в профессию.
Исчезающие выпускники
– Сейчас везде существует одна и та же проблема: в стране есть много вузов, которые готовят художников, но выпускники просто исчезают. И почти нет инициативы – я буквально заставляю своих студентов участвовать в конкурсах, говорю: «это бесплатно, даже предусмотрены премии, а если попадете в финал, сможете поехать в Москву»…
– Это связано только с необходимостью зарабатывать деньги?
– Возможно, дело и в самом образовании. Например, барнаульское художественное сообщество десятилетиями формируется за счет Новоалтайского художественного училища, где преподают азы живописи, композиции, но дают мало теоретического материала, той же истории искусств. Когда я только приехал в Барнаул, у меня было ощущение, что для местных профессионалов все закончилось на Репине, и когда я сам начал выставляться, все говорили: «это вообще какой-то авангардист». Хотя я очень традиционно настроенный художник. Просто нужно выходить за академические рамки.
– Возможно, «авангардное» впечатление возникает благодаря вашим необычным техническим приемам.
– Мне интересно совместить несовместимое. Знаете, в прошлом году ездил на неделю в Италию (это была премия за победу в Третьяковском конкурсе), порисовать не успел, но поснимал. Думал: «надо, наверно, какую-нибудь живопись сделать, попробовать отдать в салон, может, купят – все-таки Италия». Но интерес пропал, холст так и стоит в углу. Мне необходимо в каждой работе решать какую-то новую задачу, а не штамповать одинаковые пейзажи.
Пространственный интерес
– В последние годы Петербург стал такой Меккой для художников и кинематографистов…
– У меня была прекрасная студенческая практика в Санкт-Петербурге, мы три недели ходили по музеям. Я тогда ничего не рисовал, только ходил пешком и смотрел на все широко открытыми глазами. Хотелось буквально потрогать Петропавловскую крепость, убедиться, что она существует.
А уже в следующем году сделал там серию рисунков тушью. Когда начал преподавать в Барнауле и увидел, что такой системы выездных практик нет, я предложил возить студентов в Питер и уже в 2002 году поехал как руководитель. Для меня это счастливая возможность самому работать. К тому же если ты сам тут же что-то делаешь и показываешь свои работы, это полезно студентам. Обычно мы садимся рисовать утром и заканчиваем, когда стемнеет. Кстати, такого подхода к натурному рисованию почти не осталось, кажется, я представляю собой какой-то пережиток.
– Пленэр в городе имеет свои особенности…
– На наших глазах постоянно происходят какие-то истории, Питер вообще сумасшедший город. Какие-то семейные драмы с погонями друг за другом. Однажды я сидел в тихом Академическом переулке, вдруг приехал микроавтобус, и из него вывалилась съемочная группа английской телекомпании с осветительными приборами и пушистыми микрофонами. Начали снимать что-то про Мусоргского или про Чайковского, потом заметили меня и долго не могли понять, чем я рисую. Когда сообразили, что карандашом, минут 15 снимали, как я работаю, просили пошуршать специально, чтобы карандашный звук был.
– Не было соблазна зарисовать эти сюжеты?
– Нет, всякая литературность в искусстве меня не привлекает. Мне интересны чисто пространственные ощущения, город без человека.
Вопрос ребром
С какой целью вы пошли в правление Союза художников Алтая?
– Меня выдвинуло собрание, и отказываться было неудобно. С другой стороны, было интересно посмотреть, как функционирует эта организация изнутри. У меня там «молодежная» нагрузка – традиционные выставки молодых художников, информационная работа. Примерно половина рабочего дня каждую неделю. И сейчас я не чувствую готовности посвятить себя такой организационной работе полностью, – я художник, и мне постоянно надо рисовать.
